по просьбам не читающих Лаб товарищей выкладываю сюда свои п/о:
Месяц назад. Сижу в остатках сгоревшего дома в одном из дворов на 8 линии. Не думала, что в Питере еще остались такие… Вот пара обугленных балок, остатки оконной рамы, трубы, перегородки, кровельная жесть и куча деревяшек. Одна из них очень похожа на морду коня, хотя и сама прекрасно понимает, что она всего лишь кусок свалившего в это здание старого тополя. А над остатками дома возносится в голубое небо другой тополь, стройный и еще зеленый, и солнце освещает его и окружающие дома.
Иду, любуюсь красотой осеннего города, смотрю на солнце, радуюсь ветру и знаю: в памяти не останется насморка, кашля, головной боли. Останется то, что вижу сейчас, забыв об этом.
Чертовски неудобно стоять на насквозь продуваемой и «проливаемой» остановке с зонтом в руке и писать п\о о промозглости осеннего утра! поэтому я и делаю это в трамвае
Набережная Карповки, светит солнце, тепло. Справа от меня устремилась ввысь теплая серая громада монастыря, вдали – пятнами – красные, желтые или все еще зеленые деревья. А на воде мерно колышутся грязные пластиковые бутылки. Грустно…
И снова солнце, тепло и поют птицы. Я иду по седьмой линии, а в ушахПеллетье поет: « Qand les homes vivront d`amour». И красиыый храм, окрашенный некрасивой желтой штукатуркой высится слева. А сверху – желто-зеленая листва. И мне хорошо, и Bruno поет: «Mais nous… nous serons morts, mon frere…» И мне светол и немного грустно. Хейтэлл P.S. «Les soldats seront troubadours, mais nous – nous serons morts, mon frere»